Социально-политические формы гражданской религии

В истории человечества религия принимала зачастую различную форму своего выражения. В символ веры гражданской религии во Франции после революции 1789 г. были внесены такие понятия, как «Свобода, Равенство, Братство». Это была новая, земная религия человечества, противопоставленная небесной религии христианства. Место христианского Бога здесь занял «Разум» – светское «божество», которое теперь становится объектом для поклонения. Новая вера должна признаваться всеми членами общества.

Это создавало его единство. Квазирелигиозные символы носили при этом ярко выраженный эмоциональный характер. Это достигалось через широкое участие масс в «ритуальных» политических актах новой власти: «Ведение записей, заседания в клубе, чтение республиканской поэмы, ношение кокарды, пошив знамени, пение песни, заполнение анкеты, внесение патриотического пожертвования, избрание официального лица – все это, вместе взятое, рождало гражданина-республиканца и легитимное правительство. …Власть, таким образом, …представляла собой скорее сложную совокупность действий и отношений, создававших неведомые прежде ресурсы», – пишет о французской революции Линн Хант в книге «Политика, культура, класс и Французская революция».

Революция во Франции не поколебала «священные принципы» и устои гражданского общества в Европе. Она лишь привнесла в них новые содержания, которые вошли краеугольным камнем в «гражданский кодекс» Западного мира: право собственности, свобода и раскрепощение личности, дух парламентаризма и т.д. При этом – и это весьма важно – дальнейшая секуляризация европейского мировоззрения не привела западную культуру к общественной анархии и распаду. «Западное безверие приводит не к всеуничтожающему нигилизму, а к идолопоклонству, к обоготворению земных «богов» – ряда морально-политических идеалов и принципов («священных принципов», – Авт.), вера в которые, несмотря на их ложность и относительность, сдерживает разрушительные тенденции неверия», – размышлял о некоторых чертах западноевропейского феномена гражданской религии С.Л. Франк.

Вера в социализм в 19 в. заменила собой эсхатологическую веру во Второе пришествие Христа и будущее воздаяние. «По моему глубокому убеждению, – писал основатель анархического движения в Европе М.А. Бакунин, – за всеми божественными религиями должен последовать Социализм, который в религиозном смысле есть вера в исполнение предназначения человека на земле»213. Социализм «как земная вера и религия» стал новой формой гражданской религии для народничества и анархизма в России, последовательно сменивший «самую полную и самую последнюю» религию человечества – христианство.

Примером светской квазирелигиозной доктрины, помимо народничества и анархизма, служат и идеи коммунизма в большевизме. Они должны были восстановить утрачиваемое в обществе былое единство после краха устаревших идеологем дооктябрьской России; скрепить его новым внутренним содержанием и идейным обоснованием. «История русской интеллигенции есть история раскрещивания общественного сознания России, – рассуждал о творцах нового социалистического мировоззрения Ф.А. Степун. – И все же она не есть история обезбоженья души русской общественности. Не есть потому, что параллельно раскрещиванию сознания в русской интеллигенции неустанно нарастала готовность добровольного и страдальческого служения делу освобождения России.

Исчезновение чувства религиозного Предмета странно совпадает с нарастанием религиозного отношения к предмету своего служения. В одержимости русской интеллигенции темою общественного служения ясно слышаться почти религиозные ноты».

Таким образом, вера является существенным элементом в квазирелигиозной доктрине социализма и коммунизма. Эту веру отличает бесспорность учения и несомненность в достижении конечного результата – построения «Царства Божьего на земле». «Всякий строй и всякое движение … всегда опираются на искреннюю и непосредственную веру, – утверждал С.Л. Франк, – суть обнаружения истинных или ложных по содержанию, но всегда объективных, сверхличных и потому бескорыстных духовных сил».

Франк был уверен в том, что «…последняя сила общественной жизни есть сила духовная, сила верований и живых общих идей, что всякий строй возникает из веры в него и держится до тех пор, …пока есть хотя бы относительно небольшое число «праведников» (в субъективном смысле слова), которые бескорыстно в него веруют и самоотверженно ему служат».

Так же как и в эпоху Великой французской революции, большевистское учение основывалась на вере:

• в беспрерывный прогресс («религия прогресса») и провиденциальный смысл исторического процесса («религия науки»)217;
• веру в человека и его неограниченные силы («религия человекобожия» или «антропотеизм»)218;
• веру в «святой остаток» коммунистической эсхатологиии – пролетариат («идолократия коллектива»).

Отрываясь от трансцендентного Бога, человек неминуемо попадает под обаяние и влияние класса, нации, расы, партии или же его социальной группы. Эти общественные категории объективно независимы и сверхличностны по отношению к человеку, однако последний подспудно или же сознательно зависит от их взглядов, мнений и идеалов, коррелируя, тем самым, свою мировоззренческую «картину мира».

Происходит мистификация общественных идеалов, государственных порядков. В результате этого появляются гражданские идолы. Они требуют полного подчинения себе, именуя себя «волей народа», «общей волей», «диктатурой класса» и т.п. «Не разрушение веры в небесного Бога, в Бога церкви, а утверждение рабской покорности богу земному и его порученцам; не атеизм, как он сложился в европейской культуре, а примитивное идолопоклонство – такова была его подлинная социальная функция, которая осуществлялась вплоть до развала СССР», – так резюмировал квазирелигиозное кредо «воинствующего атеизма» в СССР академик Л.Н. Митрохин.

Вышеперечисленным догмам гражданской религии характерно ярко выраженное мессианское содержание. Идеологи Великой французской революции верили в священные символы «Свободы, Равенства и Братства», которые осуществит в мире «великий французский народ». Народники и анархисты в России идеализировали русскую общину и русского крестьянина, возлагая на них большие надежды в будущем переустройстве мира на социалистический лад. Коммунистической идее в России был присущ хилиастический утопизм коммунистического рая и вера в мессианское предназначение русского пролетариата, благодаря которому осуществится это будущее.

Послеоктябрьское государство жило с осознанием великой исторической миссии. Эта миссия оправдывала все те трудности, проблемы и трагедии, которые имели место в истории СССР. С позиции гражданской религии, эта цель – построение коммунистического общества – выполняла организующую и мировоззренческую функцию в обществе. Она была необходимым мотивационным фактором жизни советского человека и придавала исторический смысл его существованию.

Схожие мысли о квазирелигиозном содержании коммунистической доктрины придерживаются и современные зарубежные исследователи (Т. Парсонс, Р. Белла, Д. Белл, М. Элиаде, М. Левин, Р. Стайс и др.). Выступив вначале как антирелигиозное направление общественной мысли, коммунистическая идея, с их точки зрения, начинала все больше приобретать сакральные черты, воспроизводя в новой интерпретации главные заветы христианства – миф о спасении мира от «зла капитализма», наступления «рая на земле» и др.

Коммунистическая идеология имела своей целью раскрыть смысл и направление всемирной истории. Усовершенствование мира совершит новый герой. Им может быть реформатор, революционер, мученик (во имя свободы народов), руководитель партии222 и т.д. «И действительно, – пишет Элиаде, – марксово бесклассовое общество … не что иное, как миф о золотом веке, который, по многочисленным традициям, характеризует и начало, и конец истории. Маркс обогатил этот известный миф элементами мессианистской и иудео-христианской идеологии: с одной стороны, сотериологическая функция и профетическая роль пролетариата, с другой стороны, последний и решительный бой между Добром и Злом, который легко сравнить с апокалиптическим конфликтом между Христом и Антихристом, заканчивающимся победой первого»